Зап. от Якова Евдокимовича Гольчикова, 61 г. в д. Лебская, Вожгорской вол., Мезенского у., Архангельской губ. А. М. Астаховой 24 июля 1928 г. 
РО ИРЛИ, Р. V., колл. 5, п. 14, № 1, л. 67—90 об. (п. з.); б. рук. – там же,  ед. хр. 13, л. 25—37 об. 
Текст воспроизводится по изданию: Былины: В 25 т. / Рос. акад. наук. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом); СПб.: Наука; М.: Классика, 2004. Т. 4. С. 202—211.

А в стольнём во городе было́ во Киеве,
А у ласкова у князя да у Владимира,
А заводилосе ле да пиро́ванье,  да столо́ванье,  
А заводилса у князя да всё почестен пир.
А все как ле на пир да собиралисе,
А все ли на почестен да съезжалисе,
А съезжались все купцы, люди торговыя,
А сбирались все крестьяна православныя,
А съезждялись бог̇а́тыри  удалыя.
А заходят да во гринюшки столовыя,
А крест-от кладут по-писа́ному,
А поклон ле ведут по-уче́ному,
А поклонились князю да как Владимеру,
А садились за столы да, знать, дубовыя,
А за те ли питья-кушанья саха́рныя,
А саха́рны пития́-кушанья, медвя́ныя.
А пир ле идёт у их в полупира́,
А стол-то идёт у их в полустола́,
А солнышко-то катитца ко западу,
А от западу ле катитца ко за́кату —
А все ли на пиру да напивалисе,
А все ли на чесном да наедалисе,
А все ли на пиру да пьяны-ве́селы́,
А все ли на пиру да приросхвастались,
А все ли на пиру ле да розбахвалились:
А глупой-ёт-то хвастат да молодо́й жоной,
А ище глупее  хвастат да родно́й сестрой,
А умной-ёт да хвастат родно́й ма́тушкой.
А купцы-те хвастают те това́рами,
А ле теми ли товарами заморскима.
А бога́тыри хвастают своей силушкой,
А не той ли силушкой бог̇атырскую,
А не вы́слугою ле да паленицькою.
А Олёшенька хваста̄т да всё добры́м конём,
А добры́м конём да своим ка́рюшком:
«А могу ска́чить — могу вы́скочить!»
А Владимер-князь да ни́чем не хвастает,
А по гринюшки да он всё похажива̄т,
А сапог о сапог да ле поколачива̄т,
А серебреными шпорами побрякива̄т,
А злачеными перстнями принащёлкива̄т,
А такие ле речи выговарива̄т:
«А еще все ли у меня в городе поженены,
А красны девушки замуж выданы —
А я-де, Владимир, нонь холо́ст хожу,
А я холо́ст хожу́, да не женат брожу́.
А не знаити ли как мне ли как сопружницу,
А сопружницу да мне ле, как полюбовницу,
А полюбовницу да мне — как красную девицу:
А статны́м-статна́ была она, статне́шенька,
А белы́м-бела́ была, беле́шенька,
А алы́м-ала́ была, але́шенька,
И из кости в кости мозг катаетца,
А по белы́м грудя́м жемчуг россыпаетца —
А кабы было мне кого кнегиной звать,
А кабы было́ кому мне поклон воздать?..»
А большо́й-то пре́четця за среднего,
А среднёй-то хоронитца за ме́ньшего,
А от ме́ньшего нонеца — ответу нет.
А повторяёт-то Владимер во второй нако́н,
А подверждает Владимер в  трете́й  нако́н.
А из того бы местицька высокого,
Из той нонь лавоцьки дубовыи
Востоват-то Добрынюша на резвы́ ноги́.
А выскакивал Добрынюша из-за столика,
А встовал Добрыня да на серёдку-пол,
Ай говорил Добрыня да таковы́ слова́:
«А ты позволь-ка мне, князь да стольне-киевской,
А ты позволь мне-ка слово молвити,
А слово мо́лвити да речи гово́рити —
А не казните мне за́ слово, не вешати,
А во дальние ссылочки не ссылать меня!» —
«А говори, говори ты, Микитиць млад,
А говори, говори, да чего тебе надобно!» —
«А было-то во городе во Шахове,
А в Ша́хове-городе — во Ля́хове,
У того ли короля было́ ляхови́нского,
У его как ле было ноне да две дочери:
А перва́-то Настасе́я да королевная,
А втора́ Апраксе́я-королевная.
А Настасьюшка-дочь — да полени́ца  зла,
А поленица как зла-приудалая.
Апраксеюшка была дочь приумная,
А статны́м-статна она, статнёшенька,
А белы́м-бела была она, бела-белёшенька.
Ай а лы́м была ала̄ она, але́шенька,
А из кости [в кости мозг катаетца], 
А по белы́м [грудя́м жемчуг россыпаетца],  —
А есь ли кого да всё кнегиной звать,
А ка’ есь ле кому поклон воздать.
А я не сам видал — а от людей слыха́л,
От Дунаюшка слыхал да от Ивановиця,
От Ивановиця да Колыбановиця:
Он сидит ю тебя да в тёмном погреби!»
А на то ли князь да приослышился,
А закричал да нонь князь да во всю голову:
«Ох вы г̇ой еси, слуги мои верные,
А верные слуги да неизменные!
Вы берите скоре́й да золоты́ ключи́,
Вы бегите скоре́й да по чисту́ полю́,
А по тому ли роздольицу широкому,
Вы бегите скорей к тому ле нонь погребу,
А ле к тому ле нонь погребу глубокому,
Отмыкайти замки скоро немецкия,
Отпирайте нонь двери да всё железныя,
А поклонитесь Дунаюшу Ивановицу, 
А Ивановицу  да Колыбановицу: 
А его ли князь звал да на понесен пир,
А без его ле нонь пир да не пируетца,
А без его ле нонь стол да не столуетца!»
А говорил ле Дунаюшко таково́ слово́:
«А застоялась да у мня кровь горючая,
А застоялись у меня плечинька могучия —
А не могу ле я выйти вон из погреба!..»
А запирали нонь двери они железныя,
А побежали нонь слуги да всё в обратный путь,
А заходят да во гринюшки столовыя,
А говорят ле нонь князю да таковы́ слова́:
«А застоялася у Дуная да кровь горючая,
А застоелись плеч[инька могучия], 
А застоелись ре́звы ноженьки ходячия —
А не можот как выйти ён из по́греба!»
А на то ли Добрыня был догадлив же,
А схватил он сто́ечку зелена́ вина́,
А взял он братынечку серебрену,
А побежал ле скоре́й во чисто́ полё,
А не к тому ле по́гребу глубокому.
Отмыкал ле замки скоро немецкия,
Отпирал ле нонь двери да всё железныя,
А поклонилсэ Дунаюшку Ивановицу,
А Ивановицу ле да Колыбановицу:
Я тобой ле, удалый, да всё захвасталса,
Я тобой ле, удалый, розбахвалилса!»
А наливаёт братынычку зелена́ вина́,
А подава̄т Дунаюшку Ивановицу,
А Ивановицу ле да Колыбановицу.
А берёт Дунаюшко едино́й рукой,
А пьет-то Дунаюшко к е́дину духу.
А повторяет он да втору́ таку́,
А берёт-то [Дунаюшко едино́й рукой], 
А пьет ле то [Дунаюшко к е́дину духу]. 
А загорелася-то у Дуная кровь горючая,
Расходилисе плеченька могучия —
Остава̄т Дунай да на ременчат стул,
А выскакива̄т Дунай да он из погреба.
А пошли ёни-от с Добрынюшкою Микитицём,
А пошли да ёни скоро-на́скоро.
А стречают да их нонь да всё публика,
А заходят да ёни да во те пола́тушки,
Да ле те ле полатушки белокаменны,
А во гриднюшки да всё столовыя.
А крест-от  кладёт Дунай да по-ученому,
А поклон ведёт да по-писа́ному,
А поклонилса Дунай да во все стороны,
А ле тем ли гостям да приходящим же,
А князю Владимиру — да в осо́бицу.
А посадили Дуная да во передний стол,
А наливают стаканы да позолочены,
А подавают Дунаюшку Ивановицу,
А Ивановицу ле да Колыбановицу.
Говорил ле он князь стольне-киевский: 
«Ах ты ой еси, Дунай сын Ивановиц,
А Ивановиць да сын Колыбановиць!
А ты везде ле бывал, везде слу́живал,
Ты не знашь ле как мне-ка и богосужену,
Богосужону — да красну девицу:
А статны́м-статна́ была [она статне́шенька], 
А бел[ым-бела]  была ёна́, беле́шенька,
А белыма рукама была да рукодельлива,
А алым-ала [была ёна]  й але́шенька, 
А из кости в кости [мозг катаетца],  
А по белым ее груд[ям жемчуг россыпаетца], —
А было кого мне кнегиной звать,
А было бы кому мне-ка поклон возда́ть?»
Говорил ле Дунаюшко таковы́ слова:
«Я жил у короля у ляховицького,
Я в тех погребны́х был целово́льницьках.
У его ли есь нонеча да две дочери:
А перва́-то ле Настасья-королевная,
А втора́ Апраксея-то королевная.
А Настасьюшка-дочь — да палени́ца зла,
А поленица  зла да приудалая.
Апраксеюшка-дочь была приумная,
А статны́м была статна́ она, статнёшенька,
А белы́м была бела она, белешенька,
А белыма рукама рукодельлива,
А алы́м-ала́ [была она алешенька], 
А из кости [в кости мозг катаетца], 
А по белым ее груд[ям жемчуг россыпаетца], 
А есь ли кого тебе [кнегиней звать], 
А было бы кому да всё поклон воздать!»
А говорил ищё да князь стольне-киевской:
«Ты бери ско́лько да золото́й казны́,
А ты бери́ чего надо войска же,
А поезжай ле скорею  свататься!»
А говорил Дунай да таково́ слово́:
«А не надо от тебя золота́ казна́,
А не надо от тебя несметна войска же —
А только дай ле да два товарища:
А во первы́х да Ильюшу ноньце Муромца,
А во вторы́х Олешеньку Поповиця,
А во третьи́х Добрынюшу Микитиця.
Не отдаст добром — возьмём си́лушкой,
А не той ли силой да бог̇атырскоей!»
А седлал да уздал нонь добры́х коне́й,
А седлал-уздал скоро-на́скоро.
А видели юдалых — стремена ступил,
А видели юдалых — на коня скочил,
А не видели поездоцки бог̇атырскоей,
А только видели: в цистом полюшки курева́ стоит,
А курева́ ле стоит, да пыль столбо́м валит.
А едут юдалы скоро-на́скоро,
А поезжают к городу к Лиховинскому.
А не доезжают они нонь за́ пять вёрст,
А поставили шатёр да белобархатной,
А составили кушанья нонь медвяныя,
А думушку думают нонь крепкую же:
А кому идти, да кому свататьца?..
Говорит ище старый да таково́ слово́:
«А Дунаюшку итти — ёму да свататьца —
Он живал ле там да во слу́жницьках,
А во слу́жницьках да во замоцницьках,
А он в тех ли погребных да целовальницьках!»
А говорит ле Дунай таково́ слово́:
«Через ча́сик приезжай-то, Илья Муромец,
Через два приезжайте вы, добры мо́лодцы:
А не отдаст добро́м — мы возьмём силушком,
А той ле силой бог̇атырскоей».
А седлал нонь Дунай добра́ коня,
А седлал-уздал да скоро-на́скоро,
А заскакивал на коня да скоро-на́скоро,
А видели — Дунай да в стремена ступил,
А видели — Дунаюшко на коня скочил,
А не видели поездоцьки бог̇атырскоей,
А только видели: в цистом поле да курева́ стоит,
А курева́ ле стоит, да пыль столбом вали́т.
А поеждяет ле он ко королю да лиховинскому,
А поеждяет ко королю на широкий дом,
А вяжет коня да нонь ко тому столбу́,
А за тое ле за кольцо за позолочено.
А бежит а ле Дунай да скоро-на́скоро
А во те ли во гриднюшки столовыя,
А отпира̄т-от двери кре́пко-на́крепко,
А затворят двери скоро-на́скоро.
А крест-от тот кладёт по-писа́ному,
А поклон ле ведёт да по-учёному,
А поклонилсэ королю он леховинскому:
«Уж ты здравствуй, король да леховинский же!»
А говорил-то король-де леховинский же:
«Ой ты г̇ой еси, Дунай да сын да Ивановиць,
А Ивановиць да сын да Колыбановиць!
Не опять ли ты приехал да мне в услуженьицё,
А во клюцьницки приехал-ка, в замоцьницьки,
А те ли в погрёбны да в целовальницки?» —
«Я не во ключницьки приехал да не в замочницьки,
Я не в те ли тебе погребны целовальницки —
Я о добром деле — да о сва́товстве!» —
«За кого же ты нонь да сватаешьси,
За себя сватаешьси иль за́ друга?» —
«Я за того за короля да стольне-киевского,
Я за солнышка нонь за Владимера».
Говорил ле король да леховинский же:
«Ёго ма́ла1 земля ныне и бе́дно  же,
Не отдам за короля за стольне-киевского!»
А говорил Дунай да таковы́ слова́:
«А не отдашь ле добро́м — возьмём силушкой,
А не той ле силой да бог̇атырскоей». —
«А есь ли играть у вас в пешки яросны?»
Забегает Добрынюшко Микитиц в пешки играть, ударились в заклад великий. Поиграл Добрынюшко в пешки-шахматы скоро-на́скоро. Король леховинский об заклад ударил.
А ударились в заклад нонь великий же:
А поставить метоцьку великую,
А такую ле метоцьку за пять вёрст —
Из туга лука стрелять нонь калено́й стрело́й.
А занес князь да, право, ту́гой лук,
А дават ле нонь старому нате́гивать
А те ли тетивоцьки шелко́вые.
А принялса нонь старой еди́ной рукой,
А натегивал струночки шелковыя —
Переломил лук нонь трое-на́трое.
А потребывал нонь старой да свой лук —
А принесли ему лук скоро-на́скоро.
А натягивал ён лук скоро-на́скоро,
А вкладывал он стрелочку раскале́нную,
А спустил он стрелочку нонь в меточку —
А розострелил он меточку как на́двое.
А Олёшенька в город въехал же,
Розломал у казёнки ноньче двери же,
А выкатил сороковоцку на улочку,
А навешивал ковшечки серебрены:
«А пейте нонь, голь трепе́това, 
Поминайте Апраксею да королевну!
А не умели они отдать да доброй волею,
Без того битья да кроволития!»
А у старого кровь закипела да кровь горючая,
Росходилися да плечинька могучия,
Засверкали глаза у ёго с искрами:
А схватил он князя да леховинского —
А отрубил его голову нонь надвоё.
А побежал ле во гринюшки во столовыя,
Выводил Апраксею да королевну же,
Выводил ле он, старой, да скоро-на́скоро.
Апраксеюшка-дочь да всё приплакива̄т:
«Ох ты г̇ой еси, батюшка да родитель же!
А не умел ли ты отдать да с чести-радости —
А тебе ли нонь сняли да буйну голову!»
А посадил кнегиню Дунаюшко на коня,
А поехал он да скоро-на́скоро.
А Настасьюшки дома дак не случилосе,
А была Настасья да во чисто́м поли,
А заметила порядки нонь не малыя:
А повезли как родну нонь родну сестру.
А натягиват она́, право, ту́гой лук,
А вкладыват нонь стрелочки кале́ныя,
А стречат да всех могучих да бог̇атырей.
Россержалса Дунаюшко Ивановиць,
А отдал королевну нонеча старому:
«Ты вези нонь, Ильюша да ведь Муромець —
Я поеду да как с ней да сражаться нонь!»
А поехал Дунай да скоро-на́скоро...
А схватилися они да как съехались,
А скакали они да с добры́х коне́й,
А схватилися они нонь, удалы, в охабоцьку.
Они билисе да дралисе нонь три часика —
У Настасьи нога́ да подвернуласе,
А упала Настасья да на сыру́ землю́,
А взлетели да подолы нонь долгие.
А говорит Дунай да таково́ слово́:
«Как упал я на женские ле́жена,
А стыдно было мне, срамно!..»
Как взмолилася Настасьюшка Дунаюшку:
«Не губи, не казни ты, Дунаюшко,
А возьми лучше за себя сопружницей».
А поднял ле Дунаюшко за белы́ руки́,
А целовал ле Дунай уста саха́рныя.
Говорила ле Настасьюшка таковы́ слова́:
«А поедем ле ко мне да на широкой дом,
А при́емем  закон нонь брачной же,
А живи ле как у нас нонь да царствуй же!»
А согласилсе Дунай да сын Ивановиць,
А поехал во город нонь во Ша́хов же,
А во Ша́хов же, да нонь в Ляхов же,
А во те ли полатушки белокаменны,
А принели закон да нонеце брачный же,
А сделали как пир великолепный же,
А не тот ле нонь пир на всю неделюшку.
Они пировали, король принял,  потом поехали в гости к князю Владимиру.
А Дунаюшко стал звать во чесны́ гости́
Ко тому ле ко князю да стольне-киевскому,
А не к той ле Апраксеи да королевне же,
А ко своей же сестре да к однокровной же.
А срежалися они да скоро-на́скоро,
А поехали они да [скоро-наскоро]  —
А поеждяют они к королю да стольне-киевскому,
А не к тому ли ноне солнышку да к Владимеру.
А встречали они да по-хоро́шему,
А встречают они с музыкой да с ворга́нами,
А встречеют ли с публикой великаю.
А сделал ноне князь великолепный пир
Для того ли Дунаюшку Ивановицу.
А собиралисе-соезжалисе
А не те ли крестьяна православныя,
А не те ли купцы, люди торговыя,
А те ли бога́тыри удалыя.
А пир ле у их, пир идёт во полу́пира́,
А солнышко катитца ко за́паду,
А от западу — ка́титца ко закату:
А Настасьюшка-дочь как привыпила,
А говорит ле Настасья да таковы́ слова́:
«Ох ты ой еси, Дунай да сын Ивановиць,
А Ивановиць да сын да Колыбановиць!
А жил ле у нас да в услуженьицах,
А в ключницьках да во замочницьках,
А тех ли погребных целовальницьках —
А привела судьба в супружество.
А прежде стреляла — тебя обстреливала
А не ту ли в полоску нонь, в меточку!..»
А загоралася у Дуная кровь горячая,
Расходилися плечинька могучия:
«А поставить ноньче ту меточку!»
А поставили меточку как в три версты,
А вызвал Настасью ноньче стре́лить ей
Из того ли лука ей ту́гого,
А той ли стрелочкой раскале́нноей.
А метит Настасья нонече в меточку,
А попала в меточку самую же. 
Натягиват Дунай, право, ту́гой лук,
А вкладыват нонь стрелочку раскале́нную,
А метит стрелочку ей в белую грудь.
А стре́лил Дунай ведь в белу грудь —
А застрелил Настасью: да повалиласе.
А вымал ле он ножище́, да кинжа́лище,
Роспорол да ей нонеце бе́лу грудь:
А зарожоны у ей да два отрока.
От того ли он бесчесья да великого
А наставел Дунай нонь востро́ копье,
А он бросилса, Дунай, на востро́ копье —
А заколол он себя скоро-на́скоро!
А ту ле об ём славы́ поют.