Зап. от Якова Евдокимовича Гольчикова, 61 г., в д. Лебская, Вожгорской вол., Мезенского у., Архангельской губ. А. М. Астаховой 21 июня 1928 г. 
РО ИРЛИ, р. V, к. 5, п. 14, ед. хр. 1, л. 18 об. – 34 (п. з.); б. рук. – там же, ед. хр. 13, л. 3—15.
Текст воспроизводится по изданию: Былины: В 25 т. / Рос. акад. наук. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом); СПб.: Наука; М.: Классика, 2003. Т. 3. С. 435—443.

Ай, на горах-то, горах, горах было высокиих,
Ай, што на тех горах было, горах окатистых,
Ай, на окатистых горах было, на увалистых,
Ай, то стояла-ле русска-ле наша за́става.
Ай, во пе́рвых стоял да Илья Муромец,
А во вторых или Добрынюша Мекитин млад,
А во треи́тьх и-то — Оле́шинька-ли Попович млад.
Ай, берегли-стерегли ёни стольний Киев-град,
А стояли за веру ле за крещёную,
А стояли за церкви православные,
Ай, стояли за князя ле за Владимира,
А стояли за кнегинушку королевную.
А вставал-то Ильюшенька поутру рано́,
Ай, умывалса Ильюшенька ключево́й свежой водой,
А утиралса Ильюшенька полотёнышком.
А надевал сапожки да все козловыя,
А надевал еще Ильюша шубу ку́нию,
А засте́гивал-ли пуговки все вляшные
(Очень дорогие — как музыка разыгрывают!) —
А стоит шубочка восемьсот рублей,
А пуговок-ли на ей да на три тысечи —
А вставал-то Ильюшенька проти́в зерькала,
А чесал ле Ильюшенька свою седу́ голову,
А чёсал свою головушку, да дивился он.
А выходил Ильюшенька на улочку,
А вынимал-то Ильюша он трубочку подзорную,
А смотрел и-то Ильюшенька на все стороны:
А во-первы́х, смотрел в ту стороночку,
Во ту стороночку подзападну —
А видел Ильюшенька стольней Киев-град,
А горят и ле там крыши позолочаны,
А блестят и ле там маковки драгоченныя.
А повернул на тую стороночку полуночну —
А видел Ильюша чудно чу́душко,
А чудо было — чудо-диво дивноё:
А не туман и ле там с моря поднимаетця,
А едет там ле удалой потешаетця,
А впереди-то бежа́т да ровно два как льва,
А позади ле тут бежат черны́ медведища,
А по бокам бежат серы во́лчища,
А под конём Змея люта извиваетця,
Из речей там ле удалый вышибаетця;
А на правом плече сидит птица кречет,
А на левом плече — соловьюшка,
А в руках держит он паличу,
А не малая палица — восемьсот пудо́в,
А под вышиночку ли палицу покидыва̄т,
А на подъезде ли палицу подхватыва̄т,
Не приворачива̄т её на за́ставу ихню бог̇атырскую —
А едёт там ле удалый в стольней Киев-град.
А заходит и тут старой во бело́й шате́р,
А говорит а ле старый да таково́ слово́:
«Ах вы ой еси, удалы молодцы,
Уж вы русьски наши бог̇атыри!
Едет там поганый, вышибаетця:
Не приворачива̄т на заставу нашу бог̇атырскую,
А едет поганый в стольний Киев-град.
А кого из нас послать за сугонушкой?
А Алёшеньку послать нонеча-то Поповиця —
А Олёшенька ли роду нехорошего:
А загрезит Але́шенька не в свою ровню,
А потеря̄т-то Але́шенька свою буйну голову.
А послать лучше́ нам Добрынюшу Микитича:
А Добрынюша роду да был хорошего,
А хорошего-ли роду да благ̇ородного,
А уме̄т Добрынюша съех’т<и>-съихатьця, 
А уме̄т удаленький всё розъехатьця,
А уме̄т-то удалой поклон воздать!»
А срежался Добрынюша скоро-на́скоро,
Он седлал-уздал коня доброго,
Седлал-уздал скоро-на́скоро,
Он двенадцать подпруг клал богатырскиих,
А тринадцатая подпруга не для басы — ради крепости:  
А во чистом как ноне поли не оставил конь.
А видели — Добрыня в стремена вступил,
А видели Добрынюшу — на коня скочил,
А не видели ли поездочки богатырскаей,
А только видели: в чистом полюшки курева́ стоит,
А и курева́ стоит — да пыль столбом валит.
А еще бьёт ли он коня по тучны́м ребра́м —
А под им карюшка рассержаетця,
А от земли от матушки ён отделяетця,
А скачёт и ли карюшка по семи как  вёрст,
А высокие горушки перскакива̄т,
А мелки как речки промеж ног берёт.
А подъезжает [к]  Подсокольницьку-наездницьку,
А закричал и ле Добрынюшка во всю голову:
«Ах, ты ой ли ты, удалый добрый молодец!
А ты куда ле там едешь, куда путь дёржишь,
Не приворачива̄шь и ли на заставу нашу бог̇атырскую?»
А едёт Подсокольничёк — цёлом не бьёт.
А повторяёт Добрынюша во второ́й нако́н,
А повторяет Добрынюша во трете́й нако́н:
«А ты куда там, ворона ле, куда машешься,
А ты куда там, ворона ле, куда путь дёржишь,
Не приворачива̄шь ли на за́ставу нашу богатырскую?»
А поворачивал Подсокольничёк да всё добра́ коня́,
А закричал Подсокольничёк да по-звериному,
А засвистел Подсокольничёк да по-соловьиныму,
А зашипел Подсокольничёк да по-змеиныму —
А Добрынюшин конь да нонече на́ бок пал
От того ли крику от бог̇атырского,
От того ли по́свисту соловьиного!
Подъезжает Подсокольничёк к Добрынюшки,
А подъезжает Подсокольничёк скоро-на́скоро,
Снимает у Добрынюши подштаницки,
А дава̄т Добрынюши всё потяпыши,
А ещё прибавил по алабышу.
А поставил Добрынюшу на резвы́ ноги́,
А говорил-то Добрынюши, всё наказывал:
«А я заеду, удалый, в стольний Киев-град,
А Божьи как церкви да я всё под дым спущу,
А мелку как силу я под меч согну,
А князя Владимира — глаза выколю,
А княгину Апраксию — за себя возьму,
А старшего казака́ — ста́ршим конюхо́м,
А тебя ле, Добрынюшу, — чашки-ложки мыть,
А Олёшеньку ли Поповиця — подносчицьком!»
А садил Добрынюша на добра коня, 
А поехал Добрынюша не по-старому,
А поехал Добрынюша не по-прежному,
А едва ле Добрынюша на кони сидит.
А подъезжал ле Добрынюша к белу́ шатру,
А встречаёт Ильюша нонеце Муромец:
«А ты ой еси, Добрынюша Микитич млад!
Что же, ты Добрыня, едешь нонеча не по-старому,
А ты, Добрыня, едешь не по-прежному?»
А говорил Добрынюша таковы́ слова:
«А не моя ровня́ — да не моя чета́,
А не  по мое плецё добрый молодец!
А вскричал поганый не по-доброму,
А вскричал поганый по-звериному,
А зашипел поганый по-змеиныму,
А засвистал поганый по-соловьиныму —
А у меня ле ноне конь ныньче на́ бок пал
А от того ле крику от богатырьского.
А подъезжает Подсокольник скоро-на́скоро,
А снимаў пог̇аный у меня подштаничка,
А даваў пог̇аный мне потяпышу,
А еще прибавил по алабушу,
А поставил ле меня он на резвы́ ноги́.
А говорил Подсокольник да наказывал:
„А я заеду, Подсокольник, в стольний Киев-град,
А Божьи церкви все под дым спущу,
А мелкую силу всю на меч согну,
А князя ли Владимера — глаза выколю,
А кнегину Апраксию — за сабя возьму,
А старшого казака́ — ста́ршим конюхом,
А тебя ли, Добрынюшу, — чашки-ложки мыть,
А Олёшеньку Поповиця — да всё подносчицьком!”»
А загорелось у старого ретиво́ серьчё,
А расходилися все плеченьки могучие,
Закипела кровь горячая,
Заходили глаза ныньче с искрами.
«А некому старому нонеча заменитися!»
А седлал удалый коня доброго,
А седлал удалый скоро-на́скоро,
А седлал удалый скоро-наскоро:
Двенадцать подпруг клал богатырскиих,
А тринадцатая подпруга как не для ба́сы,
А не ради ба́сы — а ради крепости.
Скакал на коня скоро-на́скоро:
«А не успейте, братцы, вы котлы согреть,
А привезу пог̇аного буйну голову!»
А видели старого — в стремена ступил,
А видели старого — на коня скочил,
А не видели поездочки богатырьское,
А только вид’ли: в чистом полюшке курева́ стоит,
А курева́ ли стоит да пыль столбом валит.
Еще и бьёт ён коня по тучны́м ребра́м —
А под им ли нонь карюшко рассержаетця,
А от земли от матушки отделяетця:
А скачёт ле карюшко по семи как вёрст,
А высоки горушки перескакива̄т,
А глубоки как речки промеж ног берёт.
А подъезжаёт к Подсокольницку скоро-на́скоро,
А закричал старый во всю голову:
«Ай ты ой еси, удалый добрый молодец!
А ты какого роду-племени,
А ты какого отца-матери,
Ты куда едешь, куда путь держи́шь,
А не приворачиваешь на за́ставу богатырскую?»
А поворачивал Подсокольник всё добра́ коня́,
А закричал и Подсокольник да по-звериному,
А зашипел и Подсокольник да по-змеиныму,
А заревел Подсокольник да по-соловьиныму —
А старого конь на колени пал
От тог̇о ле от крику бог̇атырского.
А соскакивал старый всё с добра́ коня́,
А бил ли коня ён по тучны́м ребра́м,
А он бил коня да приговаривал:
«Ах, ты конь, мой конь — да травяной мешок!
А не слыхал ли ты в поле соловьиного по́свиста,
А не слыхал ле ты в поле воронья карканья?»
А скочил он, старый, скоро-на́скоро,
А бьёт он всё по тучны́м ребра́м —
А под им карюшко россержаетця.
А съехались удалы добры молодцы,
А съехались они да поздоровкались,
А съехались они — опять разъехались.
А грозит всё старый востры́м копьём.
А съехались они на во́стры сабельки,
А сабельки ли у их да пощербалисе,
А по носад(ы)кам сабли изломалисе —
А друг ле ноне дружку не ранили.
А бросили сабельки на сыру́ землю́,
А съехалиси они — опять разъехались.
А съехались они на востры́х копе́ечках,
А на те и копеички бурзамецкии.
А копеички у них развихалися,
А по носад(ы)кам копеички изломалисе —
А друг ле ноне дружку всё не ранили.
А бросали копейца на сыру́ землю́,
А съехались они на паличи,
А палицы у них загорелисе —
А друг ле ноне дружку всё не ранили.
А соскакивали удалы да всё с добры́х коне́й,
А схватилиси удалы всё в охабочку,
А по-мужицки они, по-деревенски же,
А бились и боролись да ноне три часика.
А у старого нога́ ле́ва подвихнуласи,
А пра́ва нога́ ле окатиласе —
А падал старой да на сыру́ землю́.
А скочил  Подсокольник на белы́ груди́,
А рвал его латы-па́нзыри,
А вымал ножище — да всё кинжалищё,
А хочёт пороть да всё белы́ груди́,
А ладил смотреть да ретиво́ серьцо́.
А взмолился ноне старый да всем угодникам:
«А я стоял за веру за крещёную, 
А я стоял за церкви православныи,
А писала Божья Мать да прописаласе —
А выдали поганому на изгилянье-те́рзанье!»
А слышит старый — силы прибыло,
А прибыло силушки наполовинушку.
А стрелял Подсокольника в белы́ груди́ —
А вылетал Подсокольник да под вышиночку,
А выше лесу вылетал да всё он стоячего,
А ниже облачка ён да ходячего:
А упал Подсокольник да на сы́ру землю́.
А соскакивал старый да на белы́ груди́,
А вымал да ножище-кинжалище,
А хочет у его пороть белы́ груди́,
А ладил смотреть да ретиво́ серцо́.
А остоялася рука его по плечикам,
А говорил ли еще ста́рый таково́ слово́:
«Ах ты г̇ой еси, удалой доброй ты ведь молодец!
Да ты какого, да какого роду-племени,
Да ты какого отца, коей матушки?»
А говорил Подсокольник да таковы́ слова́:
«А кабы был я на белы́х грудя́х —
Я не спрашивал ни роду, ни племени,
Я не спрашивал ли отца да твоей матушки.
А пори у меня все белы́ груди́,
А смотри у меня ты ретиво́ серцо́!»
А замахнулсэ ли старой во второй нако́н —
А остояласе рука ле по завоины.
А спросил еще старой во второй нако́н:
«Ты скажи ли, удалой доброй молодец,
Да ты какого роду, какого племени,
А ты какого отца ле, коей матушки?» —
«Я кабы был у тебя на белы́х грудя́х —
Я не спрашивал ни роду да я ни племени,
Я не спрашивал ли отца, ни твоей матушки.
А пори мне скорей белы́ груди́,
А смотри ли у миня ты ретиво́ серцо́!»
А замахнулсэ ноне старой во третье́й нако́н:
«А ты скажи ли, удалый, да поведай же,
А ты какого роду, какого племени,
А ты какого отца, коей матушки?» —
«А я от морюшка от Студёного,
А от той бабушки от Златы́горки, 
А как буду ей всё родной как сын».
А брал ноне старый за белы́ руки́,
А ставил старый на резвы́ ноги́,
Целовал в уста сахарныи,
Говорил Подсокольницьку таковы́ слова́:
«А чей корень — той и о́тростень,
А будешь мне-ка ноне ты родной как сын!
А поедем, удалый, в стольный Киев-град,
А прими ты веру всё крещёную,
А не будёт нам ли на свете поединщицька,
А сделает нам князь да великолепной пир!»
А говорил Подсокольник таково́ слово́:
«А и ты, Ильюша ты Муромец!
Ты спусти ты меня на родину,
Ко своей ли мамушки престарой,
А я спрошу у своей мамушки,
А расспрошу, ей поведаю!»
А посадил старый на добра́ коня,
А поклонилса Подсокольничек да старому.
А поехал Подсокольник не по-старому, не по-прежному,
А совсем ли на коне сидит истрёпан[н]ый.
А поехал Подсокольник скоро-на́скоро,
А подъезжает Подсокольник ко своёй мамушки.
А завидела мамушка во чисто́м поли́:
«Ох, ты ой еси, дитятко моё рожоное!
Ты наехал в поле на старого —
В поле смерть старому не писана!»
А говорил Подсокольник таковы́ слова́:
«А тебя зовет, мать, б<лядь>ю, меня вы́б<лядко>м».
А схватил Подсокольник да ноне востро́ копьё,
А притиснул ноне мати белы́ груди́,
А придавил матушку ко сыро́й земле́ —
А взвилась мати под востры́м копьём,
А кровь горячая у её да побежала же,
А говорила мати таковы́ слова́:
«А какову я крови чашу пью — и тебе такову́ же пить!»
Заколол он мати скоро-на́скоро,
А поехал Сокольник в старый путь.
А наехал Подсокольник он на за́ставу,
А на за́ставу да на богатырскую:
А и спит-то старой он крепки́м-то сном.
«А заколю старого сонно́го я!»
Поехал Подсокольник скоро-на́скоро.
А ша́рнул он старого в белы́ груди́...
А было у старого чуден крест,
А крест был да позолочен[н]ый,
А не малый крест — полтора́ пу́да,
А угодило копеичко в чуден крест.
А скочил старый да скоро-на́скоро,
А схватил Подсокольника за желты́ кудри́,
А вытащил Подсокольника из бела́ шатра́,
А наступил Подсокольничку на резвы́ ног̇и,
А розорвал Подсокольника на три части нонь,
А рассвистал Подсокольника по чисту́ полю́...
А тут и Подсокольнику славы́ поют.