Зап. от Максима Васильевича Семенова, 56 л., в д. Белощелье Мезенского у. А. И. Никифоровым в 1928 г. 
РО ИРЛИ, Р. V, к.  120, п. 19, л. 86 (678) —99 (691).
Текст воспроизводится по изданию: Севернорусские сказки в записях А. И. Никифорова / Изд. подг. В. Я. Пропп. Гл. ред. А. М. Астахова, В. Г. Базанов, Б. Н. Путилов. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1961. (Памятники русского фольклора). № 126. С. 320—327.

Бывало, живало жил-был царь. Он был холос. Он женился и уехал по своёму государству, а жена осталася беременна. Он проездил долго. Она после ёго родила два сына и назвала им имя — один Вася, другой Ваня.
А бабка была ихна волшебница. Она оставила ей кольцо, что вот хто родится первый, сын если, вот это мой подарок. Хорошо.
Потом приезжает государь, его стретают, проздравляют с сыновьями. Он говорит, что это у ей сколотны (без его нажиты), я не признаюсь. Выхватил саблю, хотел у ей голову сказнить. Потом одумался, что царскую фамилию не казнят. Собрал всех думных сенаторов. Придумали ей заклась в каменную стену с сыновьями.
А Вася да Ваня ростут они не по годам, а по часам. В одно в хорошо время, говорят они матери:
— Мама, дай нам благословеньё, мы сходим к папаши в город.
Она и говорит:
— Да как вы пойдете? Ведь и мне бы самой охвота, да не выйдёшь.
— Дак ты только дай, мы выйдем.
— Ну дак подите.
Ваня говорит: 
— Ну-ко Вася, пригнись, я стану на твои плёця и двинем, какова у папаши стенка. Крепко ли она сложена?
Они двинули — образовалася дыра. Они вылезли, походили по городу. Обратно пришли, говорят, что хорош у папаши город.
Тогда прошло времё боле, они говорят:
— Мама, дай нам благословенья съездить в иностранные державы, людей посмотреть да и себя показать.
Она плакала. Они говорят:
— Мы тебя не забыдём.
Ну, она отпустила. Они поехали, вышли, пошли к морю. Там стоит флигерёк полон воды. Говорит Ваня:
— Ну-ка, Вася, влез да выпанповай воду из карбаса!
Тотчас это Вася сделал. Зашли они в карбас оба и поставили парус. Пался ветер им попутный. Приехали они в другу землю. Стали они на пристань и дёржат свой флаг. А на пристани государь гуляет, говорит:
— Кучер, поди-ка спроси, что там на таком судне за люди!
Кучер спросил:
— Що на судне за люди?
Они отвечают:
— Есь главный конюх и главный садовник.
Конюх ему надо, а садовник не к руки. Потом:
— Ну, дак, Ваня, ты останься, а я поеду вперед.
Тогда он поднял парус. Опять пался ему попутный ветёр. Он приехал в другу землю, опять стал на пристань. Потом опять государь гуляет. Он видел как ле цюдный флигерь, говорит: 
 — Поди-ка, кучер, спроси, що на судне за люди!
Кучер спросил. Он отвечает:
— Есь главный садовник.
А у его 30 лет сад строится, нехто не может состроить.
— Мне-ка надо.
— Да вот тогда нать вывезти мне флигерёк на гору, поставить транбалы  и выкрасить.
Вдруг сейчас приехал этот Ваня, дали ему комнату и собрали пир. Напоил допьяна царь Ваню и говорит, что:
— Вот тебе открываю банк, бери денег сколько надо, и войск, работников тоже и строй сад.
Он, знаете ле, от войска отказался.
— Работники мне не надо. Я сам найму. Только деньги надо.
Тогда он дал ему на подруки генерала, чтобы он следил, чтобы он с деньгами не улизнул. Вышли они с генералом и сейчас Вася крычит:
— Кучер!
Кучер подлетел. Сейчас:
— Вези нас в главную гостиницу!
Потом зашли они в гостиницу. А сад взялся строить на три месяца. И живут день, живут другой, живут и третий. И шла неделя, прошла другая и месяц. Они всё живут. Время идет. Прошел и другой. Наступил третий. А они только пьют вино и больше ничего. Оставаться стало только три дня. Нужно будёт сдавать сад. Этот генерал и говорит:
— Ну, Ваня, ты какой ле бродяга, а я генерал. Я должон получить смерть.
— Не твоя печель, а моя. Мы пьем, а сад строят.
— Как так?
— Да так, вот церез три дня будем сдавать.
Генерал напился пуще прежнего. Ладно хорошо. И знаете ли, а Вани не до питья. Он заспал. Ваня вышел на крыльцо, с руки на руки переложил кольцо, явился дедушка.
— Что, племянницёк надо? За цего же ты долго меня не требовал!
— Не надо, так я тебя и не требовал. Вот, дедушко, надо сад, чтобы такого на свете не было, кругом сад канал, кругом канал хрустальный мост, а по этому каналу чтобы бегали пароходы, безурывно. А когда я приеду этот сад сдавать, чтобы было всё готово. И когда государь заедет, всё бы здрело, цвело, дыни, арбузы, церносливы и всяки ягоды.
— Это, племянницёк, всё будет исполнено.
Он опять зашел в избу и напился еще пуще прежнего. Опять, знаете ли, ночь стала. Ване не до сну. Он вышел на крыльцо, опять с руки на руку кольцо переложил. Опять является дедушка.
— Что, племянницёк, надо?
— Да вот, дедушка, сострой-ка мне дворец, против царского дворца, щобы краше царского.
— Это всё будет исполнено.
Тогда они проспались. Поутру ставают. И говорит:
— Половой!
Половой подскочил.
— Пожалуйте сюда хозяина!
Счас приходит хозяин.
— Сколько мы у тебя запили, заели?
Он сказал:
— Стольки-то.
Ваня вынимает вдвое боле, а то еще втроё. Поблагодарил он их и вышли они с генералом, сели на кучера и поехали во свой дворец. Говорит:
— Вези нас — против царского дворца есь дворец на такой-то улицы построён новый.
Кучер знаёт. Счас кучер поехал. Генерал увидел, что это состроено волшебством, соскочил с кучера, а Ваня поехал. Приехал, цицяс выскоцили слуги, принимают его. Он увидел, что приняли.
— Все равно, гыт мне смерть. Давай, пойду, говорит генерал.
Пришел, напился еще пуще прежнего. Утром ставают. Вася и говорит:
— Ну давай, тепере пойдём и сад сдавать.
— Да как так?
— Да уже готов. Ты-то пьешь, а мне-то хлопотать надо.
Вот поехали к царю. Приезжают. Доложили, что приехал генерал и главный садовник, сдавать хотят сад. Государь сказал:
— Как так, не слышно не стуку не грому, а сад готов. Ну-ка, посмотрим.
Сейчас заложили карету и поехали к саду. Тогда приехали. Стоит государь и говорит:
— Это состроено волшебством.
А Ваня и говорит:
— Позвольте мне вашу тройку, я прокатюсь впереди вас.
А в то время пароходы только швыряют по каналу. Сел Ваня на тройку и пыхнул в сад. Облетел и вылетел назад. Государь тогда убедился, что это не волшебством состроено, сел с государыней и поехали в сад. Потом, знаете ли, объехали — здрет, цветёт. Когда объехали, тогда уже всё поспело. Стали они ись ягоды. И тогда поехали домой. Приехали к дому, заходили в избу или в комнату. Ну, пошел пир на весь мир. Все на пиру стали веселы.
Государь и говорит:
— А что же, Ваня, за твою услугу, чего нать, то и бери — полжитья, полбытья, пол-именья моего, или у мня есь младшая дочь, можешь взять.
— Вашо инператорское величество, ежели будет от вас такая милось, дак я уже, пожалуй, жониться бы жалал.
Тогда веселым пирком и за свадьбу.
Немного пожили, она и говорит, эта царевна:
— Папаша, а ты, говорит, Ваню-ту пошли во свой дом, мне что-то он не нравится.
Он ушел, потом живет во своем доме. В одно прекрасное время выходит на улець — бежит мальчик, а там с печальным барабаном спровожают.
— Мальчик, это что?
— Это, говорит, царску старшую дочь спровожают трехглавому змею на съедание.
— Ха, вот какая глупось у царя-то! Прежде защитника не попросил да и отдавает царьскую дочь на съеданье.
Пошел, умылся, снарядился, вышел, с руки на руку кольцо переложил, является дедушка.
— Что, племянницёк, надо?
— Да надо мне коня со всей сбруей богатырской.
— Будет тебе конь.
Вдруг конь бежит, только земля дрожит, изо рту пламя, из ноздрей искры, а из ушей пар пышет. Стал перед ним как вкопан. А он в ушко влез, а в другое вылез, стал молодец, что не здумать, не згадать, и не в сказке сказать, и не пером написать. Клал он потницьки на потницьки, на потницьки седёлышко черькальское, подпружецьки бухарские, 12 подпруг с подпругами, всё того же шелку шемаханского. Шелк не рвется, а булат не трется, аравинское золото на грязи не ржавеет. Еще цересседельную цепь не для ради басы, а для ради крепости. Вот поехал, нагнал умницу, царицу ту, и говорит:
— Умница, воротись, я за тебя заступаюсь.
А она сказала, что:
— Нельзя, потому что змей выйдет, все царство приест и головней прокатит.
Ну потом она остановилась. Он приехал к озеру, поставил шатер и привалился. Потом в полдень озеро сколыхалось, змей вышел и говорит:
— А! Да вот как мне царь-то жалеется, послал еще да двух. Неужели кто есь мне соперник? Есь мне соперник за тридевять полей за тридевять морей, в тридесятом царстве, Иван-царевич. Он бы мог со мной супротивиться, да его сюда сорока ле ворона на хвосте не занесет.
— Ах ты Чудо-Юдо, проклятая образина! Разве сюда добрых молодцов сорока да ворона на хвосте заносит? Разве сами не заезжают?
— А, Ваня, говорит, да ты здесь, дак у нас прежде ссоры и драки не бывало и вперед не желаем, только дай мне царскую дочерь съись.
— Ха! Ах ты Чудо-Юдо, проклятая образина. Тебе нечем разе питаться, есь раков, а она мне свойка!
Тогда он сказал:
 — Ну, Ваня, не соглашаесся, так делай поле.
Он форснул, на три версты полё как карта сделалось. Тогда они разъехались. Махнул этот Ваня своей саблей. У его головы, как пугвицы отлетели. Тогда тулово зарвалось, он ухватил это тулово, бросил в озеро, а драгоценны камни были в головы, он головы под каменья заклал. Потом вернулся к повозки. Повозку закатило всю песком. Тогда он стегнул коней. Они выхватили. Она и говорит:
— Вот что, милостивый государь, пойдём-ка к моему папаши, тебя всещёдро угостит.
Он и говорит:
— Я уже вашим папашей очунь доволен прежде был.
Тогда уехал домой, спустил коня. Она приехала к отцу и рассказала обо всем случившем.
— Это, говорит, господь послал ангела слабодить меня.
Пошел пир еще пуще прежнего.
После этого опять в одно времё змей клицет государя, чтобы дал он ему на каждый день по человеку. Тогда дошла очередь до еговой дочери до средней. Ей стали отправлять в черной повозки опять на пары. А Ваня дома и сном не знает. Потом вышел на крыльцо, а бежит мальчик.
— Мальчик, что в городи деется?
— А ничего такого. Царскую дочерь змею на сьеданье отправляют, сейчас шестиглавой, говорит:
— Ну?
— Да.
— Ха! Вишь как! Государь-от не просит защиты да отправляет съись.
Сейчас вышел на крыльцо да свиснул, он гаркнул молодецким посвистом, богатырским покрыком:
— Сивко-Бурко, вещий Каурко, стань передо мной как лист перед травой!
Конь бежит, только земля дрожит, изо рту пламя, из ноздрей искры, а из ушей дым столбом пышет. Прибежал, стал как вкопан. Он в одно ушко влез, а в другое вылез, стал молодец, что не вздумать, и не згадать, и не в сказке сказать, и не пером написать. Клал он потницьки на потницьки, на потницьки клал войлоцьки, а на войлоцьки седелышко черкальское да подпружецьки бухарские, все того же шелку шемаханского. Шелк не рвется, булат не трется, аравинское золото на грязи не ржавеет. Еще цересседельную цепь, не для ради басы, а для ради крепости, чтобы конь во чистом поли не оставил. Потом поехал. Догнал эту умницу и говорит:
— Умница, воротись, я за тебя заступаюсь!
Она говорит:
— Это очень силён.
Он упрежжает, что:
— Не езди, я поеду.
Она остановилась, он приехал к морю, поставил шатер и лег отдохнуть. Вдруг сейчас около полудня озеро сколыхалось, и выпехиват головы змей и говорит:
— А! Вот как мной государь-то жалеется, послал еще двух. А неужели кто мне есь соперник? Есь соперник Иван-царевич. Он бы мог со мной супротивиться, да его сюда сорока ли ворона на хвости не занесет.
— Ах ты, Чудо-Юдо, проклятая образина! Разве добрых молодцей сорока да ворона на хвости заносит? Разве сами не заезжают?
— А, Ваня, ты здесь? Дай мне царскую дочерь съись.
— Нет, не дам. Потому что я ей свой.
— Ну, не соглашаесся, так делай поле.
— У тя шесь голов да шесь духов, все поганы, я не могу делать поле.
Он форснул, на шесь вёрс поле как карта сделалось. Вдруг они разъехались, слетелися. Ваня махнул, у его головы как пугвицы отлетели, туловищо поцяло прыгать. Он ухватил и выбросил его в озеро. А эти головы под каменья заклал.
Приехал на гору, а повозку всю закатило песком. Он коней стёгнул, кони выхватили. Она и говорит:
— Вот что, милостивый государь, поедем к нашему папаши, так как наш папаша вас всещедро угостит.
— Очень благодарен вашим папашей, потому что я прежде вашим папашей очень доволен был.
Ну, тогда она поехала домой, а он отправился тоже. Вдруг сейчас она приехала, все обсказала.
— Не знаю хто в то время господь посылает ангела свобожать моих дочерей.
Пошел пир пуще прежнего. Пиво тогда, вино по усу текло, а в рот не попало.
Жили, пожили. Сказка сказывается скоро, а дело делается долго. Опять в одно времё опять завязался змей 12 глав очень сильный, и просить стал после:
— Дайте мне царскую дочь, а я таких есь не буду.
Тогда государь, было ему этой дочери жалко, привелось отправить. Отправили ей. А этот Ваня был дома. Он ничего не знает. Вдруг вышел на крыльцо — бежит мальчик. А там провожают печальным барабаном.
— Мальчик, это что?
— Это царскую дочь младшу спровожают змею на съеданье.
— Фу, боже мой, преже защиты не спросил да и отправляет царскую дочь на съеданье.
Умылся, снарядился, вышел, свиснул, гаркнул молодецким посвистом, богатырским покриком.
— Сивко-бурко, вещий Коурко, стань передо мной как лист перед травой!
Конь бежит, только земля дрожит, изо рту пламя, из ноздрей искры, а из ушей дым столбом. Стал, прибежал и как вкопан. Он в ушко влез, а в друго вылез, стал молодец — не вздумать не взгадать не в сказке сказать и не пером описать. Клал он потницьки на потницьки, на потницьки клал войлоцьки и на войлоцьки седёлышко черкальское, еще подпружецьки бухарские, 12 подпруг с подпругами все того же шелку шемаханского, шелк не рвется, булат не трется, аравинское золого на грязи не ржавеет; еще цересседельную цепь, не для ради басы, для ради крепости, щобы конь меня во чистом поли да не оставил.
Поехал и нагнал эту умницу и говорит:
— Воротись, я за тебя заступаюсь!
— Нет, милостивый государь, потому что он очень сильный змей, я не смею воротиться.
— Я говорю, что ты воротись!
Она не верит, едет на угор. Выехала на угор и остановилась. Он приехал к озеру, лег отдыхать. Вдруг сичас озеро сколыбалось, и выпехивает головы змей.
— Ах, как мной государь-то жалеется да послал еще двух! Неужели-то хто, знаете, мне есь супротивник? Есь мне супротивник, Иван-царевич; ежели бы здесь был, я бы его на одну долонь лапу положил, а другой прихлопнул, так только бы мокро пошло.
— Ах ты, Чудо-Юдо, проклятая образина! Ты зацем? Сладенькой канфетик, да не подавись. 
— А, Ваня, ты здесь? Дак дай мне царскую дочерь съись. Прежде у нас ссоры-драки не бывало да и вперед не будет.
— Дак нет, она мне жена. Я тебе не дам.
— Ну, Ваня, дак делай поле.
— У тя 12 голов, 12 духов, все поганы, а у меня один, я не могу делать.
Он форснул, поле стало на 12 верст как карта. Вот они разлетелись.
Он махнул, Ваня, своей саблей. У ёго улетело 6 голов. Он звился и ударил его хоботом и вышыб ёго из седла и забил его по поясу в песок.
Конь заговорил языком русским:
— Ах ты Чудо-Юдо, проклятая образина! У нас в Русе не так, побьются, побьются да и отдохнут.
Змею тоже удар попал порядосьный, давай и растянулсе. Ваня пришел в цуство, видит, что меч лежит егов на стороне, палиця тоже, копье тоже. Тогда он стал вильгаться из песку. Потом видит, что просто, выскочил, ухватился за меч. И змей завился. Он махнул — у ёго улетело три головы. Тогда змей звился. Он под хобот и остальны срубил головы. Тогда туловищо завылётывало. А головы под каменьё заклал. Приехал к повозки, а повозку чуть-чуть видно. Он стёгал коней, кони не могут добыть. Тогда он подпряг своёго хорошего коня. Змей-от охромил, ушиб ногу.
Конь выхватил. Вдруг сейчас он забрался в повозку и говорит:
— Ну, давай, теперя я тебя спас, так ты со мной согласись!
— Нет, милостивый государь, я с тобой не согласна.
А почёму?
— А потому, что я есь мужняя жена.
— Так как так? Ведь я тебя спас?
— Так ведь я жена. (Это считали грехом). А если силой возьмешь, я безовласна. Потому-поскольку я не могу от вас отдуться.
— Нет, я силой не буду. А вот если ты не желаешь, то перевяжи-ка у меня правую руку, а у коня левую ногу.
— Вот это мощьно.
— А чем перевяжешь?
Она схватила с головы шелковый плат и взяла разорвала с угла на угол и завязала ему правую руку, а коня левую ногу. Она и говорит:
— Поедем к моему папаши. Наш папаша вас всещедро угостит.
— Нет, я, гыт, вашим папашей прежде доволен был.
Она уехала. Он поехал прямо во свой дворец на том коне, на котором и бился. Поставил коня ко крыльцу в стойло и надавал овсу и пшеницы. Потом зашел в комнату, повалился спать, написал письмо, положил на грудь, а саблю повесил на спици.
— Кто ежели меньше трех суток разбудит, у того голова с плець.
А у их пошел пир больше прежнего. Она и говорит, царевна:
— Папаша, а я разве схожу да Ваню-то созову, так горелки стакан дадим да хоть посмеёмся.
— Поди, приведи.
Она побежала. Отворила калитку, увидала коня, так в оморок и упала. Чуть устояла на ногах. Забежала в комнату и видит — лежит самый тот молодец во всей сбруе богатырской. И на груди у его написано письмо. Хватила она — прочитала, и тут говорится, что кто менее трех суток разбудит, у того голова с плець. Она заплакала, побежала к отцу, говорит:
— Палаша, що мы наделали! Это ведь мой хозяин был, свобожал нас.
— Ну?
— Да, да. Конь стоит и он спит. 
— Разве это мыслимо?
— Правда!
Сейчас государь всё прикончил, весь пир, и тогда выставил войско от своего дворца и до ёгового. А наслал сукно, а сам пошел в комнату дожидаться, скоро ли проснется зять, и что ему скажет, за что он его прогнал на дворе стоя на часах. А хозяйка его сидела и плакала, его царевна-то. Как-то нечаянно выкатилась слеза да и пала ему на лицо и ужгла как искра. Он пробудился ото сну, скочил, хватился за саблю.
— Там говорено, что хто разбудит меня менше трёх суток, у того голова с плеч. Ну, за то тебя прощаю, что ты есь мужняя жена.
Тут услышал государь, кинулся, пал на колени, просит прощенье.
— Прости, Ваня, меня в той вины, що я тебя выгнал из дому!
Сейчас грянула музыка, пошли они в царский дворец. Пошел пир пуще прежнего. Все напивалися, все наедалися. Государь и говорит:
— Ну, Ваня, я стал стар, от всего теперя отказываюсь. Вот тебе всё царство, ты хочешь, так хорошо живи, цари, я всё тебе сдаваю.
Ну вот он стал и царить. Живет хорошо. И говорит:
— Ведь я теперя царем живу хорошо. А где-ка брат-от? Надо съездить попроведать.
Взял он свой флигирёк, спустился на воду и, знаете ли, поехал. Приезжает в то царство. Вдруг на пристань пошел, по пристани идет, знаете ли, государь со всей свитой. Он подходит:
— Здравствуй, брат.
— Здравствуй, брат, здравствуй.
— А вот что, Ваня, я тебя виноват.
— А что? говорит.
— Да я ведь женился.
— Ну дак ладно, брат Вася. Ты женился да и я. Ты женился.
— Я ведь, брат, царем.
— Да и я, брат, царем.
—  Я тебя не позвал на свадьбу.
—  Да ведь и я тебя не позвал, дак и поровну.
Тут они попили и гостили, да потом он поезжать стал домой и говорит:
— Вот, брат, я тебе дам кольцо, смотри, если это кольцо потемнеет, знай, что у меня неустойка, так ты должен приезжать мне на помощь, а ежели ты не приедешь, то я твое царство перебью и тебя в плен возьму.
Они распростились. Он уехал и, знаете ли, приехал к дому а сила окружила кругом дом незаходно. А егов тесь лёжит в постели. Не знат, что делать, зятя нету, распорядка не знат какого дать.
Только он ворвался в город, приходит в комнату, увидел тестя. Тесть скочил и сказал:
— Ну, Ваня, теперя сам знаешь, что хошь, то и делай. Он сел на стул и повесил голову.
— Что же мне делать — сила отправить или самому выехать?
— Зачем же сила мелка тратить, лучше бы выехать самому.
Жонка его не спушчает — убьют. Он этому не поверил, выехал. Почал по силы поезживать, почал силушку помахивать. Видит — с другой стороны такой же витязь ездит и силу побивает. Потом съехались все и поздоровались.
Ах, нать было сказать! Тут стоели их три царевича. Приехал Ваня и сказал:
— Подите и скажите дома, шо святая Русь не пуста стоит, только вам и слободы трем, а больше ни одного не осталось. 
Тогда они съехались два брата. Поздоровались, поехали, знаете ли, в город, выпили, пожили тут и говорят:
— А Вася, а где-то наша мати? Надо ведь ей достать.
Вот они и отправились. Поехали к тому городу. Подступили, войска выбили и матерь выруцили, увезли с собой.
Вернулись назад и стали жить, да поживать, да добра наживать, да и теперя царема живут где ле.
Больше сказки конец.