Зап. от Якова Евдокимовича Гольчикова, 60 л., в д. Лебская Лешуконского района А. И. Никифоровым в 1928 г.
Текст воспроизводится по изданию: Севернорусские сказки в записях А. И. Никифорова / Изд. подг. В. Я. Пропп. Гл. ред. А. М. Астахова, В. Г. Базанов, Б. Н. Путилов. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1961. (Памятники русского фольклора). № 102. С. 243—247.

Вот был-жил купец, значит. У купца был сын. Сын вырос, отец помер, значит. Он принялся за торговлю. Торговал и шире стал заниматься торговлей. А был умный, водки не пил. Потом, значит дядя был тоже знаменитый; сделался именинник в одно время. Дядя попросил его к себе на бал, как в гости. А дяде было в завись, как он торговал лучше. Потом, значит, попросил его в гости себе на именины. Потом, значит, посадил его на переднее место и ему стал напитки подавать, значит, как гостю. Он отказывался — не мог отказаться, выпил. Вот бал прошел, он его напоил пьяно крепко. Потом все гости разъехались, он его ободрал и отдал к девкам в бардак. Сказал еговой мамке, что сын ушел к девкам, загулял.
А мамка была строга. Сичас пришла к ему, значит, ободран, там часы золотые, деньги, и лежит, как стелька. Потом, значит, его разбудила и позвала домой. Потом говорит, что тебе отцов капитал не надолго, если будешь гулять.
— Я, говорит, тебе ничего не дам, говорит, понаживи своей шеей, тогда узнаешь, как люди живут.
Он сичас оделся, делать нечего, пошел в город, в Петроград вроде из деревни. Были знакомства, значит, купцы, значит. Его заметили:
— Ты какой, значит?
— Я такого-то сын, говорит.
— Ну хорошо, говорит.
— А куда отправился? говорит.
— Раз провинился у своей мамы, так меня уволила на свою волю, говорит.
— Может быть, тебе поступить во служенье? Приказчиком тебя поставлю.
— А ничего, говорит, если можно.
Парень фартовый, хороший. Поставил его приказчиком в лавке.
Ну хорошо. Жил он, значит, год времени, торговал. Уверился, ничего получает в руки деньги. Он полюбился. Стали его другой год наимовать дали ему 500 рублей жалованья, потому что он дело хорошо ведет. Сумму накопил большую, значит, не получал еще, заявил расчет, стал расчет просить больше. Он и говорит:
— Расчет я тебе дам, а у меня есть девушка, так не желаешь ли жениться на одной девушке?
— Я, говорит, желать бы желал, да у мамки не взял благословления (прежде благословление брали).
— А все-таки посмотреть-то можно бы. Я покажу тебе.
Дом большущий у него. Значит, повел его показывать во свои, значит, верхние покои. Там завел его на шестой этаж. Двери скрыл, сидят, значит, шесть штук красавиц, вышивают, ширинки[1] шьют всякие.
— А, говорит, выбирай, кака тебе нравится, говорит.
Посмотрел, шо, говорит, все хороши, можно любу взять, говорит.
— Пойдем, говорит, ще подальше, у меня есь други, говорит. Не понравится, дак...
Повел подальше.
— Отворяй эта дверь! говорит.
Двери-то растворил, он его в шею дал туды. Тот упал там, да в погреб. Ну хорошо. Упал, значит, да без ума там лежал час времени.
Потом одумался, значит. Была при себе свечка, значит, и спички при себе были. Сейчас спичку чиркнул, свечку зажег, а тут туловей может сотня накладена, народ били.
Ну что он удумал?
— Теперь мне смерть, говорит.
Хорошо. Сейчас с себя платье снял, на мертвеца надел и посадил наверх, а сам спрятался, зарылся. Ну, потом, значит, слышит — там идут два купца. Двери те растворили, он ободрился, сидит наверху.
— Теперь деньги за нами и платье за нами, никуда не денется.
Сейчас саблю обнажил его и прямо голову и ссек с плеч, побежал.
Потом у его всё взял одежду, деньги, вышел преспокойно. И потом, значит, ушел, всё закрылося. Ну хорошо.
Как вышел из туловей, обдумал, как попась на волю. Это стал туловья волочить да клеткой клась ввёрх, выгораживаться к тем дверям. И потом пошел, значит, под верх. Хорошо. Потом забрался на верёх, двери-то открыл и вышел на колидор, откуда пал. Там сё заперто, некуда вытти. К этим девкам защел, постучался. Они запустили его. Говорит:
— Беда на беду, что я здесь. Как буду попадать? Всё и рассказал этим девкам.
А девушки-то говорят:
— Мы и сами таки. Я купеческа, а я генеральска, сами так живем, выпуску тоже нам нет, живем у купца.
— А как мне на волю попась? Если меня выпустите, я тоже вас выпущу.
Обдумали. У их было шелку много. Начали вить веревку, спустить с шестого этажа, как вроде на панель. В ночное время они скрутили такую бечевочку, сажен так на десять ли и дали ему адрес, значит, адрес, какому какая, значит.
Потом народ утихли в ночное время, окошечко открыли и удумали его спускать на панель, значит, этым окном. Ну потом подвязали его и стали спускать. Потом у их не хватило, значит, бечевки этой. Еще один этаж не могли спустить. Подвязывали поёсья от себя и наставляли эти бечевочки. Потом трясутся, що больше нечем, а сажен еще 5—6 до панели. Потом он вынул ножичек, от себя отрезнул и упал на панель. В бесчуствии два часа лежал, тряхнуло его там значит. Пошел по улице, в больницу забрался лечиться. Лежал месяц, значит, поправился. Потом уволился, пошел по городу. К одному купцу тоже стал просить, вроде как подносчиком, стаканы разносить, чай вроде.
Жил он там три месяца в чайной этой, подносил стаканы. Потом хозяин именинник, значит, сделался и позвал купцей этых к себе на бал, знаменитых людей. Они пили, гуляли, значит, сутки на этом балу. И потом говорят:
— Нет ли, не находится ли такого сказителя, на гармони игра, и на ярфы, и рассказ такой рассказывать? (Вот такой же, как я, — рассказывать). А хозяин говорит:
— Есь у меня прислуга, может играть на гармони, на балалайке. И рассказывать может все.
Ну, хорошо. Его попросили, значит, к себе в кабинет. Ну хорошо. Он тут играл на гармони, на балалайке, они танцовали хорошо, значит, пондравилось. Они и говорят:
— Не знаешь ли какой рассказ, побывальщинку?
— Знаю, говорит, только с уговоркой буду рассказывать.
— А зачем тебе с уговоркой?
— У меня страшным страшно и смешным смешно. Не слыхали, говорит.
Они ужа:
— Какой, говорит, рассказ?
— А у меня, говорит, рассказ потребует милиции, щоб была милиция никого не пускать. Буду, говорит, рассказывать, только мое слово не пересекать никому.
Ну что, сейчас тут потребовали милиции, уговорну сделали: хто пересекет, того вязать. И потом давай рассказывать. Посадили на стул на порато место.
— Ну рассказывай, говорят.
— Вот в некотором царсви, некотором государсви, как в нашем, жил, говорит, купец. Жил он не старился, скоро потом преставился, говорит, осталась молода жена и сынок. Именья было богатое, торговля была, широко шла. Этот сынок, значит, подрос, лет 15 принялся за торговлю — стал торговать, шире стал заниматься торговлей. Они стали знать его. А дяде стало в завись, значит, как бы подъись его, щоб он не торговал. Сделался именинник и его на бал позвал, упросил у своей матки и напоил его пьяного. И потом что удумал: его ободрал, платье снял, деньги вынял и отнес к девкам. И потом сказал своей молодке:
— Так и так, твой сын гулял, гулял, пошел, там еще, говорит, там все выняли: часы и...
Та пришла, его добудилася и его увела домой. Потом проспался, строго сказала:
— Ты отцовской капитал прожил, ты походи, постранствуй, как люди наживают.
Вот он пошел в город в такой-то, задался к одному купцу, значит, во служение в приказчики. Потом жил год у его, прислужился, хорошее стал жалованье получать, накопил суммы 3000 рублей — не получал. А купец говорит, значит:       
— Деньги вот получай и поди присмотрись к девушке одной, кака тебе понравится.
Хорошо. Он, значит, пошел посмотреть их. Там вывел, значит, на шестой этаж, отворил. Они, значит, вышивают хорошо изделия. Этот купец тут же сидит, слушает.
Он с оговоркой:
— Бросьте, нам слушать не подобен рассказ этот.
Сичас тут с оговоркой его и связали.
— Ты не уходи, братец, раз высунулся, дак.
А те братья еще красеют, що нам тоже плохо будет. Заметили его.
— Потом, говорит, завели к девушкам. Шесть девушек. Кака пондравится — поди выбирай.
— Потом, говорит, в роде как там дальше поланне девушки:
— Подем подольше, говорит. Повели, говорит, в такое место.
— Отвори двери, говорит, там еще есь, говорит.
Двери открыл, говорит, меня в шею дали, говорит, полетел я в погреб, говорит. В погреб пал, говорит, и лежал я два часа в бесчувствии. Потом, говорит, прочухарился, взял, свое платье снял, да мертвеца посадил наверх. Деньги снял и все при нем положил тут.
Второй раз говорит:
— Бросьте, этот рассказ неподобно слушать!
Его, значит, тут же связали, чтоб никуда не ходил, второго.
— И потом, говорит, дожидаю побега. Сейчас, говорит, слышу — замки отмыкают, отворяют двери, говорит.
— Ну-ко, ты, говорит, брат. Я, говорит, сто голов ссек, а ты не бывал еще. Ну-ко, попробуй, ссади, говорит, его.
Хорошо, тот саблю обнажил, его и тяпнул по башке, по шее там.
— А хорошо, говорит, не лягнулся ничем, крепко как, говорит.
Взяли его одежду содрали, там деньги выняли, и бросили. И потом он с туловей выбрался, стал думу думать, как бы попась наверх, обратно, значит. С туловей лестницу выклал и пополз наверх, нагородил. И добрался там, дочапался дверья и вышел на колидор. Ну потом зашел к девкам, постучался, значит. Девки сидят. К этим девушкам, значит, барышням. Они ужахнулись.
— Що с тобой случилось? Как ты попал?
— Таким путем попал. Так и так вышел. Лестницу выклал, говорит.
— А что мы с тобой будем делать, если придет к нам? Всем смерть от этих разбойников.
— А делать нечего, если хочете избавиться, крутите веревочку и меня спустите на панель.
Ну, стали крутить. Ночь, сутки крутили, сделали таку бечевку, сажен на 15, на 20. Ну хорошо. Ночью, значит, его отпеленали, привязали, думали спускать за окно. У них потом не хватило пять сажен, шесь ли, не могли докрутить до конца. Потом вынял он нож, отрезал от себя, значит, упал там на панель, значит, лежал до зари, значит, в бесчувствии. Ну потом побрел, в больницу попросился, лежал в больницы месяц. Потом выздоровел, пошел место себе искать, хлеб наживать.
Попал в чайную носчиком. Жил-то, значит, месяца два. Потом сделался этот купец именинником, позвал на бал таких-то людей. И потом как, значит, пили, гуляли сутки на этом балу. И потом стали искать человека на гармони играть, на балалайки, на рассказы. Этот купец говорит:
— Есь у меня прислуга, все может: играть и рассказывать может.
Его попросили к себе в кабинет сыграть там. Вот играл, веселился.
Потом на рассказ его стали просить. Вот он рассказыват с таким с оговоркой, что подпишитесь все с условием, чтобы не пересекать мой рассказ.
Вот он рассказыват, как было с конца и до конца, как было. Шичас говорит:
— Вот тот виноват, вот тот купец (имя там я забыл как).
Правительство, значит, и повели этих купцов. И потом это пошли смотреть туловья, сколько набито. Которы люди знамениты, денежны, тех убьет и тут схоронит. Оттого скоро и разбогател.
Ну хорошо. Потом добрались и до девушек, значит, выпустили девушек. Девушки были не простые: купечески, генеральски, главного сословия, которы терялись.
Их под арест, всех их к расстрелу, значит, приговорили. И потом именья, значит, ему третья чась, значит который Иван-купеческий сын.
Больше, значит, всё.

¹ Ковры, хорошие изделия.